Крестьянские дети

Опять я в деревне. Хожу на охоту, Пишу мои вирши — живётся легко, Вчера, утомлённый ходьбой по болоту, Забрёл я в сарай и заснул глубоко. Проснулся: в широкие щели сарая Глядятся веселого солнца лучи. Воркует голубка; над крышей летая, ‎Кричат молодые грачи. Летит и другая какая-то птица — По тени узнал я ворону как раз; Чу! шопот какой-то… а вот вереница ‎Вдоль щели внимательных глаз! Всё серые, карие, синие глазки — ‎Смешались, как в поле цветы. В них столько покоя, свободы и ласки, ‎В них столько святой доброты! Я детского глаза люблю выраженье, ‎Его я узнаю всегда. Я замер: коснулось души умиленье… ‎Чу! шопот опять! П е р в ы й г о л о с ‎ Борода! В т о р о й А барин, сказали!.. Т р е т и й Потише вы, черти! В т о р о й У бар бороды не бывает — усы. П е р в ы й А ноги-то длинные, словно как жерди. Ч е т в е р т ы й А вона на шапке гляди-тко — часы! П я т ы й Ай важная штука! Ш е с т о й И цепь золотая… С е д ь м о й Чай, дорого стоит? В о с ь м о й Как солнце горит! Д е в я т ы й А вона собака — большая, большая! ‎Вода с языка-то бежит. П я т ы й Ружьё! погляди-тко: стволина двойная, ‎Замочки резные… Т р е т и й (с испугом) ‎ Глядит! Ч е т в е р т ы й Молчи, ничего! посмотрим ещё, Гриша! Т р е т и й Прибьёт… ‎ Испугались шпионы мои И кинулись прочь: человека заслыша, Так стаей с мякины летят воробьи. Затих я, прищурился — снова явились, ‎Глазенки мелькают в щели. Что было со мною, — всему подивились ‎И мой приговор нарекли: «Такому-то гусю уж что за охота! ‎Лежал бы себе на печи! И, видно, не барин: как ехал с болота, Так рядом с Гаврилой…» — Услышит, молчи! — О, милые плуты! Кто часто их видел, Тот, верю я, любит крестьянских детей; Но если бы даже ты их ненавидел, Читатель, как «низкого рода людей», — Я всё-таки должен сознаться открыто, ‎Что часто завидую им: В их жизни так много поэзии слито, Как дай Бог балованым деткам твоим. Счастливый народ! Ни науки, ни неги ‎Не ведают в детстве они. Я делывал с ними грибные набеги: Раскапывал листья, обшаривал пни, Старался приметить грибное местечко, А утром не мог ни за что отыскать. «Взгляни-ка, Савося, какое колечко!» Мы оба нагнулись, да разом и хвать Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно! Савося хохочет: «Попался спроста!» Зато мы потом их губили довольно И клали рядком на перилы моста. Должно быть, за подвиги славы мы ждали, У нас же дорога большая была: Рабочего звания люди сновали ‎По ней без числа. ‎Копатель канав — вологжанин, ‎Лудильщик, портной, шерстобит, ‎А то в монастырь горожанин ‎Под праздник молиться катит. Под наши густые, старинные вязы На отдых тянуло усталых людей. Ребята обступят: начнутся рассказы Про Киев, про турку, про чудных зверей. Иной подгуляет, так только держися — Начнет с Волочка, до Казани дойдёт! Чухну передразнит, мордву, черемиса, И сказкой потешит, и притчу ввернет: «Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче На Господа бога во всем потрафлять: У нас был Вавило, жил всех побогаче, Да вздумал однажды на бога роптать, — С тех пор захудал, разорился Вавило, Нет меду со пчёл, урожаю с земли, И только в одном ему счастие было, Что волосы из носу шибко росли…» Рабочий расставит, разложит снаряды — Рубанки, подпилки, долота, ножи: «Гляди, чертенята!» А дети и рады, Как пилишь, как лудишь — им всё покажи. Прохожий заснет под свои прибаутки, Ребята за дело — пилить и строгать! Иступят пилу — не наточишь и в сутки! Сломают бурав — и с испугу бежать. Случалось, тут целые дни пролетали, Что новый прохожий, то новый рассказ… Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали. Вот из лесу вышли — навстречу как раз Синеющей лентой, извилистой, длинной, Река луговая: спрыгну́ли гурьбой, И русых головок над речкой пустынной Что белых грибов на полянке лесной! Река огласилась и смехом и воем: Тут драка — не драка, игра — не игра… А солнце палит их полуденным зноем. Домой, ребятишки! обедать пора. Вернулись. У каждого по́лно лукошко, А сколько рассказов! Попался косой, Поймали ежа, заблудились немножко И видели волка… у, страшный какой! Ежу предлагают и мух, и козявок, Корней молочко ему отдал свое — Не пьет! отступились… Кто ловит пиявок На лаве, где матка колотит белье, Кто нянчит сестренку двухлетнюю Глашку, Кто тащит на пожню ведерко кваску, А тот, подвязавши под горло рубашку, Таинственно что-то чертит по песку; Та в лужу забилась, а эта с обновой: ‎Сплела себе славный венок,— Всё беленький, жёлтенький, бледно-лиловый, ‎Да изредка красный цветок. Те спят на припеке, те пляшут вприсядку. Вот девочка ловит лукошком лошадку: Поймала, вскочила и едет на ней. И ей ли, под солнечным зноем рожденной И в фартуке с поля домой принесенной, Бояться смиренной лошадки своей?.. Грибная пора отойти не успела, Гляди — уж чернехоньки губы у всех, Набили оскому: черница поспела! А там и малина, брусника, орех! Ребяческий крик, повторяемый эхом, С утра и до ночи гремит по лесам. Испугана пеньем, ауканьем, смехом, Взлетит ли тетеря, закокав птенцам, Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха! Вот старый глухарь с облинялым крылом В кусту завозился… ну, бедному плохо! Живого в деревню таща́т с торжеством… «Довольно, Ванюша! гулял ты немало, ‎Пора за работу, родной!» Но даже и труд обернется сначала К Ванюше нарядной своей стороной: Он видит, как поле отец удобряет, Как в рыхлую землю бросает зерно, Как поле потом зеленеть начинает, Как колос растет, наливает зерно. Готовую жатву подрежут серпами, В снопы перевяжут, на ригу свезут, Просушат, колотят-колотят цепами, На мельнице смелют и хлеб испекут. Отведает свежего хлебца ребенок И в поле охотней бежит за отцом. Навьют ли сенца: «Полезай, постреленок!» Ванюша в деревню въезжает царем… Однако же зависть в дворянском дитяти ‎Посеять нам было бы жаль. Итак, обернуть мы обязаны кстати ‎Другой стороною медаль. Положим, крестьянский ребенок свободно ‎Растет, не учась ничему, Но вырастет он, если богу угодно, А сгибнуть ничто не мешает ему. Положим, он знает лесные дорожки, Гарцует верхом, не боится воды, Зато беспощадно едят его мошки, Зато ему рано знакомы труды… Однажды, в студеную зимнюю пору Я из лесу вышел; был сильный мороз. Гляжу, подымается медленно в гору Лошадка, везущая хворосту воз. И шествуя важно, в спокойствии чинном, Лошадку ведет под уздцы мужичок В больших сапогах, в полушубке овчинном, В больших рукавицах… а сам с ноготок! «Здорово, парнище!» — Ступай себе мимо! — «Уж больно ты грозен, как я погляжу! Откуда дровишки?» — Из лесу, вестимо; Отец, слышишь, рубит, а я отвожу. (В лесу раздавался топор дровосека.) — «А что, у отца-то большая семья?» — Семья-то большая, да два человека Всего мужиков-то: отец мой да я…— «Так вон оно что! А как звать тебя?» ‎— Власом.— «А кой тебе годик?» — Шестой миновал… Ну, мёртвая! — крикнул малюточка басом, Рванул под уздцы и быстрей зашагал. На эту картину так солнце светило, Ребенок был так уморительно мал, Как будто всё это картонное было, Как будто бы в детский театр я попал! Но мальчик был мальчик живой, настоящий, И дровни, и хворост, и пегонький конь, И снег, до окошек деревни лежащий, И зимнего солнца холодный огонь — Всё, всё настоящее русское было, С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы, Что русской душе так мучительно мило, Что русские мысли вселяет в умы, Те честные мысли, которым нет воли, Которым нет смерти — дави не дави, В которых так много и злобы и боли, ‎В которых так много любви! Играйте же, дети! Растите на воле! На то вам и красное детство дано, Чтоб вечно любить это скудное поле, Чтоб вечно вам милым казалось оно. Храните свое вековое наследство, ‎Любите свой хлеб трудовой — И пусть обаянье поэзии детства Проводит вас в недра землицы родной!.. Теперь нам пора возвратиться к началу. Заметив, что стали ребята смелей, «Эй! воры идут! — закричал я Фингалу.— Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей!» Фингалушка скорчил серьезную мину, Под сено пожитки мои закопал, С особым стараньем припрятал дичину, У ног моих лёг — и сердито рычал. Обширная область собачьей науки Ему в совершенстве знакома была; Он начал такие выкидывать штуки, Что публика с места сойти не могла, Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха! Командуют сами! «Фингалка, умри!» — «Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха!» — «Смотри — умирает — смотри!» Я сам наслаждался, валяясь на сене, Их шумным весельем. Вдруг стало темно В сарае: так быстро темнеет на сцене, Когда разразиться грозе суждено. И точно: удар прогремел над сараем, В сарай полилась дождевая река, Актер залился оглушительным лаем, ‎А зрители дали стречка! Широкая дверь отперлась, заскрипела, Ударилась в стену, опять заперлась. Я выглянул: темная туча висела ‎Над нашим театром как раз. Под крупным дождем ребятишки бежали ‎Босые к деревне своей… Мы с верным Фингалом грозу переждали ‎И вышли искать дупелей.