Исповедь

I День гас; в наряде голубом Крутясь бежал Гвадалкивир, И не заботяся о том, Что есть под ним какой-то мир, Для счастья чуждый, полный злом, Светило южное текло, Беспечно, пышно и светло; Но в монастырскую тюрьму Игривый луч не проникал; Какую б радость одному Туда принес он, если б знал; Главу склоня, в темнице той Сидел отшельник молодой, Испанец родом и душой; Таков был рок! — зачем, за что, Не знал и знать не мог никто; Но в преступленье обвинен, Он оправданья не искал; Он знал людей и знал закон... И ничего от них не ждал. Но вот по лестнице крутой Звучат шаги, открылась дверь, И старец дряхлый и седой Взошел в тюрьму — зачем теперь? Что сожаленья и привет Тому, кто гибнет в цвете лет? II «Ты здесь опять! напрасный труд!.. Не говори, что Божий суд Определяет мне конец. Всё люди, люди, мой отец... Пускай погибну, смерть моя Не продолжит их бытия, И дни грядущие мои Им не присвоить — и в крови, Неправой казнью пролитой, В крови безумца молодой, Согреть им вновь не суждено Сердца, увядшие давно; И гроб без камня и креста, Как жизнь их ни была свята, Не будет слабым их ногам Ступенью новой к небесам. И тень невинного, поверь, Не отопрет им рая дверь. Меня могила не страшит. Там, говорят, страданье спит В холодной вечной тишине, Но с жизнью жаль расстаться мне; Я молод, молод, — знал ли ты, Что значит молодость, мечты? Или не знал — или забыл, Как ненавидел и любил, Как сердце билося живей При виде солнца и полей С высокой башни угловой, Где воздух свеж и где порой, В глубокой скважине стены, Дитя неведомой страны, Прижавшись, голубь молодой Сидит, испуганный грозой! Пускай теперь прекрасный свет Тебе постыл — ты слеп, ты сед, И от желаний ты отвык; Что за нужда? — ты жил, старик; Тебе есть в мире что забыть! Ты жил! я также мог бы жить! III «Ты слушать исповедь мою Сюда пришел — благодарю; Не понимаю: что была У них за мысль? — мои дела И без меня ты должен знать — А душу можно ль рассказать? И если б мог я эту грудь Перед тобою развернуть, Ты, верно, не прочел бы в ней, Что я преступник иль злодей. Пусть монастырский ваш закон Рукою неба утвержден; Но в этом сердце есть другой, Ему не менее святой; Он оправдал меня — один Он сердца полный властелин; И тайну страшную мою Я неизменно сохраню, Пока земля в урочный час Как двух друзей не примет нас. Доселе жизнь была мне плен Среди угрюмых этих стен, Где детства ясные года Я проводил, Бог весть куда! Как сон, без радости и бед, Промчались тени лучших лет, И воскресить те дни едва ль Желал бы я — а всё их жаль! Зачем, молчание храня, Так грозно смотришь на меня? Я волен... я не брат живых. Судей бесчувственных моих Не проклинаю... но, старик, Я признаюся, мой язык Не станет их благодарить За то, что прежде, может быть, Чем луч зари на той стене Погаснет в мирной тишине, Я, свежий, пылкий, молодой, Который здесь перед тобой, Живу, как жил тому пять лет, Весь превращуся в слово: нет!.. И прах, лишенный бытия, Уж будет прах один — не я! IV «И мог ли я во цвете лет, Как вы, душой оставить свет И жить, не ведая страстей, Под солнцем родины моей? Ты позабыл, что седина Меж этих кудрей не видна, Что пламень в сердце молодом Не остудить мольбой, постом! Когда над бездною морской Свирепой бури слышен вой И гром гремит по небесам, Вели не трогаться волнам, И сердцу бурному вели Не слушать голоса любви!.. Да если б черный сей наряд Не допускал до сердца яд, Тогда я был бы виноват; Но под одеждой власяной Я человек, как и другой! И ты, бесчувственный старик, Когда б ее небесный лик Тебе явился хоть во сне, Ты позавидовал бы мне И в исступленье, может быть, Решился б также согрешить, Отвергнув всё, закон и честь, Ты был бы счастлив перенесть За слово, ласку или взор Мое страданье, мой позор!.. V «Я о спасенье не молюсь, Небес и ада не боюсь; Пусть вечно мучусь: не беда! Ведь с ней не встречусь никогда! Разлуки первый, грозный час Стал веком, вечностью для нас! И если б рай передо мной Открыт был властью неземной, Клянусь, я, прежде чем вступил, У врат священных бы спросил, Найду ли там, среди святых, Погибший рай надежд моих? Нет, перестань, не возражай... Что без нее земля и рай? Пустые звонкие слова, Блестящий храм без божества! Увы! отдай ты мне назад Ее улыбку, милый взгляд, Отдай мне свежие уста, И голос сладкий, как мечта... Один лишь слабый звук отдай... О! старец! что такое рай?.. VI «Смотри, в сырой тюрьме моей Не видно солнечных лучей; Но раз на мрачное окно Упал один — давным-давно; И с этих пор между камней Ничтожный след веселых дней Забыт, как узник, одинок Растет бледнеющий цветок; Но вовсе он не расцветет, И где родился — там умрет; И не сходна ль, отец святой, Его судьба с моей судьбой? Знай, может быть, ее уж нет... И вот последний мой ответ: Поди, беги, зови скорей Окровавленных палачей: Судить и медлить вам на что? Она не тут — и всё ничто! Прощай, старик; вот казни час: За них молись... в последний раз Тебе клянусь перед Творцом, Что не виновен я ни в чем. Скажи: что умер я как мог, Без угрызений и тревог, Что с тайной гибельной моей Я не расстался для людей... Забудь, что жил я... что любил Гораздо более, чем жил! Кого любил? Отец святой, Вот что умрет во мне, со мной; За жизнь, за мир, за вечность вам Я тайны этой не продам!» ........................ ........................ ...И он погиб — и погребен. И в эту ночь могильный звон Был степи ветром принесен К стенам обители другой, Объятой сонной тишиной, И в храм высокий он проник... Там, где сиял Мадонны лик В дыму трепещущих лампад, Как призраки, стояли в ряд Двенадцать дев, которых свет Причел к умершим с давних лет; Неслась мольба их к небесам, И отвечал старинный храм Их песни мирной и святой, И пели все, кроме одной. Как херувим, она была Обворожительно мила. В ее лице никто б не мог Открыть печали и тревог. Но что такое женский взгляд? В глазах был рай, а в сердце ад! Прилежным ухом у окна Шум ветра слушала она, Как будто должен был принесть Он речь любви иль смерти весть!.. Когда ж унылый звон проник В обширный храм — то слабый крик Раздался, пролетел и вмиг Утих. Но тот, кто услыхал, Подумал, верно, иль сказал, Что дважды из груди одной Не вылетает звук такой!.. Любовь и жизнь он взял с собой.